Когда-то давно, в молодости, мне довелось увидеть в частной коллекции (и даже подержать в руках) японские вазочки с многоцветной росписью в стиле ко-имари и очень качественные образцы легендарного датского фарфора. Те и другие были прекрасны по-своему, но главное, при внешнем несходстве, было ощущение чуда - небольшая вещичка, по сути безделушка, таинственным образом заключала в себе целый мир, прекрасный и загадочный. Когда, несколько лет спустя, я занялся керамикой, это двойное впечатление предопределило и мой интерес к вазовой росписи, и тот идеал, к которому теперь предстояло стремиться. Ваза и поныне для меня не более или менее аккуратно разрисованный горшочек, а чудо, осуществлённое с помощью фарфора и керамических красок, но отнюдь ими не исчерпывающееся. Настоящая ваза - это некоторое замкнутое пространство, прикоснуться к которому может всякий. кто возьмёт её в руки, но проникнуть в него не может никто, кроме настоящего поэта; вот почему я считаю вазовую роспись предметом, имеющим вполне законное право присутствовать на страницах сайта, посвящённого э-ута.
|
Много лет я работал на разные темы и на различных формах (ещё и этим вазовая живопмсь предпочтительнее обыкновенной - трудно надеяться. что бумажный лист примет столь же активное участие в создании образа, как крутобёдрая ваза или гордая чаша), пытаясь приблизиться к своему идеалу. Что поделаешь, в этом ремесле (как и во многих других) совершенство невозможно без упражнений. Чтобы добиться успеха, каждую роспись приходилось повторять в разных вариациях порой не один десяток раз. Так возникали серии ваз. Цикл сибирских снегов с дальней дорогой и заметёнными избушками сменился фантастическими пейзажами Марса эпохи расцвета вымершей цивилизации, а на смену им пришли облака - кучевые и перистые, одинокие и гордые, странствующие в бескрайности неба. Дальше путь вёл в глубины мироздания, где не встретишь знакомых нам форм и красок - так возникла серия космических пейзажей. Но настала по осени пора вернуться домой - и я с не меньшим интересом писал портреты высохших, обожжённых морозом трав, находя в их иссохших листьях черты стариковских лиц, достойные кисти Ремдрандта... Сделано много, и время со временем отделит удачное от неудачного. Моё дело - сфотографировать то, что можно, и предложить вашему снисходительному вниманию, а там будь что будет.